Они вышли из круга; множество глаз проводило высокий силуэт Гнора. Через минуту на палубе было три группы, беседующие вполголоса о тайнах моря, суевериях, душах умерших, пропавшей земле, огненном бриге из Калифорнии. Четырнадцать взрослых ребят, делая страшные глаза и таинственно кашляя, рассказывали друг другу о приметах пиратов, о странствиях проклятой бочки с водкой, рыбьем запахе сирен, подводном гроте, полном золотых слитков. Воображение их, получившее громовую встряску, неслось кувырком. Недавно еще ждавшие неумолимой и верной смерти, они забыли об этом; своя опасность лежала в кругу будней, о ней не стоило говорить.
Свет забытого фонаря выдвигал из тьмы наглухо задраенный люк трюма, борта и нижнюю часть вант. Аллигу поднял фонарь; тени перескочили за борт.
- Это вы, Мард? - сказал Аллигу, приближая фонарь к лицу идущего. Да, это вы, теленок не ошибается. А он?
- Все в порядке, - вызывающе ответил Мард. - Не стоит беспокоиться, Аллигу.
- Хорошо, но вы проиграли.
- А может быть, вы?
- Как, - возразил удивленный штурман, - вы оставите его доживать тут? А бунта вы не боитесь?
- И я не камень, - сказал Мард. - Он рассказал мне подлую штуку... Нет, я говорить об этом теперь не буду. Хотя...
- Ну, - Аллигу переминался от нетерпения. - Деньги на бочку!
- Отстаньте!
- Тогда позвольте поздравить вас с пассажиром.
- С пассажиром? - Мард подвинулся к фонарю, и Аллигу увидел злорадно торжествующее лицо. - Обольстительнейший и драгоценнейший Аллигу, вы ошиблись. Я нанял его на два месяца хранителем моих свадебных подсвечников, а жалованье уплатил вперед, в чем имею расписку; запомните это, свирепый Аллигу, и будьте здоровы.
- Ну, дока, - сказал, оторопев, штурман после неприятного долгого молчания. - Хорошо, вычтите из моего жалованья.
V
На подоконнике сидел человек. Он смотрел вниз с высоты третьего этажа, на вечернюю суету улицы. Дом, мостовая и человек дрожали от грохота экипажей.
Человек сидел долго, - до тех пор, пока черные углы крыш не утонули в черноте ночи. Уличные огни внизу отбрасывали живые тени; тени прохожих догоняли друг друга, тень лошади перебирала ногами. Маленькие пятна экипажных фонарей беззвучно мчались по мостовой. Черная дыра переулка, полная фантастических силуэтов, желтая от огня окон, уличного свиста и шума, напоминала крысиную жизнь мусорной ямы, освещенной заржавленным фонарем тряпичника.
Человек прыгнул с подоконника, но скоро нашел новое занятие. Он стал закрывать и открывать электричество, стараясь попасть взглядом в заранее намеченную точку обоев; комната сверкала и пропадала, повинуясь щелканью выключателя. Человек сильно скучал.
Неизвестно, чем бы он занялся после этого, если бы до конца вечера остался один. С некоторых пор ему доставляло тихое удовольствие сидеть дома, проводя бесцельные дни, лишенные забот и развлечений, интересных мыслей и дел, смотреть в окно, перебирать старые письма, отделяя себя ими от настоящего; его никуда не тянуло, и ничего ему не хотелось; у него был хороший аппетит, крепкий сон; внутреннее состояние его напоминало в миниатюре зевок человека, утомленного китайской головоломкой и бросившего, наконец, это занятие.
Так утомляет жизнь и так сказывается у многих усталость; душа и тело довольствуются пустяками, отвечая всему гримасой тусклого равнодушия. Энниок обдумал этот вопрос и нашел, что стареет. Но и это было для него безразлично.
В дверь постучали: сначала тихо, потом громче.
- Войдите, - сказал Энниок.
Человек, перешагнувший порог, остановился перед Энниоком, закрывая дверь рукой позади себя и слегка наклоняясь, в позе напряженного ожидания. Энниок пристально посмотрел на него и отступил в угол; забыть это лицо, мускулистое, с маленьким подбородком и ртом, было не в его силах.
Вошедший, стоя у двери, наполнял собой мир - и Энниок, пошатываясь от бьющего в голове набата, ясно увидел это лицо таким, каким было оно прежде, давно. Сердце его на один нестерпимый миг перестало биться; мертвея и теряясь, он молча тер руки. Гнор шумно вздохнул.
- Это вы, - глухо сказал он. - Вы, Энниок. Ну, вот мы и вместе. Я рад.
Два человека, стоя друг против друга, тоскливо бледнели, улыбаясь улыбкой стиснутых ртов.
- Вырвался! - крикнул Энниок. Это был болезненный вопль раненого. Он сильно ударил кулаком о стол, разбив руку; собрав всю силу воли, овладел, насколько это было возможно, заплясавшими нервами и выпрямился. Он был вне себя.
- Это вы! - наслаждаясь повторил Гнор. - Вот вы. От головы до пяток, во весь рост. Молчите. Я восемь лет ждал встречи. - Нервное взбешенное лицо его дергала судорога. - Вы ждали меня?
- Нет. - Энниок подошел к Гнору. - Вы знаете - это катастрофа. Обуздав страх, он вдруг резко переменился и стал, как всегда. - Я лгу. Я очень рад видеть вас, Гнор.
Гнор засмеялся.
- Энниок, едва ли вы рады мне. Много, слишком много поднимается в душе чувств и мыслей... Если бы я мог все сразу обрушить на вашу голову! Довольно крика. Я стих.
Он помолчал; страшное спокойствие, похожее на неподвижность работающего парового котла, дало ему силы говорить дальше.
- Энниок, - сказал Гнор, - продолжим нашу игру.
- Я живу в гостинице. - Энниок пожал плечами в знак сожаления. Неудобно мешать соседям. Выстрелы - мало популярная музыка. Но мы, конечно, изобретем что-нибудь.
Гнор не ответил; опустив голову, он думал о том, что может не выйти живым отсюда. "Зато я буду до конца прав - и Кармен узнает об этом. Кусочек свинца осмыслит все мои восемь лет, как точка".
Энниок долго смотрел на него. Любопытство неистребимо.